О мой любезный читатель, ты уже приметил, что можно быть великим учеными не знать обыкновеннейших явлений и по поводу всему свету известных вещейпредаваться диковинным мечтаниям. Птоломей Филадельфус упражнялся в наукахи даже не знал о студентах, описывая своему другу происшествие, которое вголове его превратилось в редкостное приключение, он даже не знал, чтонаходится в деревне Хох-Якобсхейм, расположенной, как известно, неподалекуот прославленного Керепесского университета. Добряк Птоломей перепугался,повстречавшись со студентами, которые радостно и беспечально прогуливалисьдля собственного удовольствия за городом. Какой бы страх обуял его, когдабы он часом раньше прибыл в Керепес и случай привел бы его к домупрофессора естественных наук Моша Терпина. Сотни студентов, хлынув издома, окружили бы его, шумно диспутируя, и от этого волнения, от этойсуеты его ум смутили бы еще более диковинные мечтания.
Лекции Моша Терпина посещались в Керепесе чаще всего. Он был, как о томуже сказано, профессором естественных наук: он объяснял, отчего происходятдождь, гром, молния, отчего солнце светит днем, а месяц ночью, как иотчего растет трава и прочее, да так, что всякое дитя могло бы этоуразуметь. Он заключил всю природу в маленький изящный компендиум, так чтовсегда мог с удобством ею пользоваться и на всякий вопрос извлечь ответ,как из выдвижного ящика. Начало его славе положило удачно выведенное импосле многочисленных физических опытов заключение, что темнота происходитпреимущественно от недостатка света. Это открытие, равно как и его умениес немалой ловкостью обращать помянутые физические опыты в очаровательныекунштюки и показывать весьма занимательные фокусы, доставило емунеимоверное множество слушателей. Дозволь мне, благосклонный читатель, иботы знаешь студентов много лучше, чем прославленный ученый ПтоломейФиладельфус, и тебе незнакома его сумасбродная боязливость, свести тебя вКерепес к дому профессора Моша Терпина как раз в то время, когда онокончил лекцию. Один из вышедших студентов тотчас же пленяет твоевнимание. Ты видишь стройного юношу лет двадцати трех или четырех; темныесверкающие глаза его красноречиво говорят о живом и ясном уме. Почтидерзким можно было бы назвать его взгляд, если бы мечтательная грусть,разлитая на бледном лице, не застилала, словно дымкой, жгучих лучей егоглаз. Его сюртук черного тонкого сукна, отделанный разрезным бархатом, былсшит почти что на старонемецкий лад, к чему весьма шел нарядный,ослепительно-белый кружевной воротник и бархатный берет, покрывавший егокрасивые темно-каштановые волосы.
Это одеяние потому так шло к нему, что он сам всем существом своим,пристойной поступью и осанкой, серьезным выражением лица, казалось,действительно принадлежал к прекрасному благочестивому стародавнемувремени, а поэтому и не наводил на мысль о жеманстве, которое столь частовыказывает себя в мелочном подражании худо понятым образцам в столь жехудо понятых притязаниях нашего времени. Этот молодой человек, который спервого взгляда так полюбился тебе, дорогой читатель, не кто иной, какстудент Бальтазар, сын достойных и зажиточных родителей, юноша скромный,рассудительный, прилежный, о ком я, мой читатель, намереваюсь немалопорассказать тебе в этой весьма примечательной истории.
Серьезен, по своему обыкновению, погружен в думы, шел Бальтазар слекции Моша Терпина к городским воротам, собираясь вместо фехтовальнойзалы посетить прелестную рощицу, находящуюся в нескольких сотнях шагов отКерепеса. Друг его Фабиан, красивый малый, веселый с виду и такой женравом, побежал за ним следом и настиг у самых ворот.
— Бальтазар! — громко закричал Фабиан. — Бальтазар, опять ты собрался влес бродить в одиночестве, подобно меланхолическому филистеру, меж тем какдобрые бурши прилежно упражняются в благородном искусстве фехтования.Прошу тебя, оставь свои нелепые дурачества, от которых нас всех беретоторопь, и будь по-прежнему бодр и весел. Пойдем переведаемся на рапирах,а если тебя потом потянет прогуляться, так я охотно пойду с тобой.
— Побуждения у тебя добрые, — возразил Бальтазар, — и потому я не хочувступать с тобой в перепалку из-за того, что ты, словно одержимый,гоняешься за мной по пятам и часто лишаешь меня наслаждений, о которых неимеешь никакого понятия. Ты как раз принадлежишь к тем странным людям,которые всякого, кто любит бродить в одиночестве, считают меланхоличнымдурнем и хотят на свой лад его образумить и вылечить, подобно томулукавому царедворцу, что пытался исцелить достойного принца Гамлета, апринц хорошенько проучил его, когда тот объявил, что не умеет играть нафлейте. Правда, от этого, любезный Фабиан, я тебя избавлю, однако ж я тебясердечно прошу — поищи себе другого товарища для благородных упражнений нарапирах и эспадронах и оставь меня в покое.
— Нет, нет! — воскликнул со смехом Фабиан. — Так просто ты от меня неотделаешься, дорогой друг! Не хочешь пойти со мной в фехтовальную залу,так я отправлюсь с тобой в рощу. Долг верного друга — развеселить тебя впечали. Ну, идем, любезный Бальтазар, идем, коли уж ты ничего другого нежелаешь. — Сказав это и подхватив друга под руку, он бодро зашагал с нимрядом. Бальтазар стиснул зубы, затаив досаду, и затворился в угрюмом