Крошка Цахес, по прозванию Циннобер - Страница 36

Я бы мог сказать, что, таким образом, министр умер гумористическойсмертью, однако ж я далек от суждений столь неосновательных, я чуждстрасти объяснять, исходя из физических начал, то, что естественно инеопровержимо покоится на чисто психических началах. Мой всемилостивейшийкнязь, честный муж говорит напрямик! Первопричина смерти министра былазаключена в ордене Зелено-пятнистого тигра с двадцатью пуговицами!

— Как? — воскликнул князь, гневно сверкнув очами на лейб-медика. — Как?Что вы сказали? Орден Зелено-пятнистого тигра с двадцатью пуговицами,который усопший с таким достоинством, с таким изяществом носил на благогосударства, — в этом причина его смерти? Приведите мне доказательстваили… камергеры, какого вы на сей счет мнения?

— Он должен привести доказательства, он должен привести доказательства,или… — воскликнули все семь бледных камергеров, и лейб-медик продолжал:

— Мой славный, всемилостивейший князь! Я это докажу, и потому не надоникакого «или»! Дело обстоит следующим образом: тяжелый орденский знак наленте, особливо же пуговицы на спине оказывали вредное действие на ганглиистанового хребта. И в то же время орденская звезда производила давление нато узловато-волокнистое сращение между грудобрюшной преградой и верхнейбрыжейной жилой, которое мы называем солнечным сплетением и котороепредоминирует в лабиринте прочих нервных сплетений. Сей доминирующий органнаходится в мпогоразличнейших отношениях с церебральной системой, иестественно, что пагубное воздействие на ганглии было также вредоносно идля него. Но разве нерушимое отправление церебральной системы не естьнеобходимое условие сознания, личности как выражения совершеннейшегосоединения целого в едином фокусе? Не является ли весь жизненный процессдеятельностью в обеих сферах, в гапглиональной и церебральной системах?Итак, помянутое пагубное воздействие нарушило функции психическогоорганизма. Сперва появились мрачные мысли о тайном самопожертвовании наблаго государства через болезненное ношение ордена и тому подобное;состояние становилось все более опасным, пока полная дисгармония междуганглиональной и церебральной системами не привела к совершенномуисчезновению сознания, полному уничтожению личности. Это состояние мы иобозначаем словом «смерть»! Да, всемилостивейший повелитель, министр ужеутратил свою личность и был, таким образом, совершенно мертв, когданизвергался в этот роковой сосуд. А посему причина его смерти была нефизическая, а неизмеримо более глубокая — психическая.

— Лейб-медик, — сказал князь с неудовольствием, — Лейб-медик, выболтаете битых полчаса, но будь я проклят, ежели понял хоть одно слово.Что вы разумеете под физическим и психическим?

— Физический принцип, — снова заговорил медик, — есть условие чистовегетативной жизни, психический же, напротив, обусловливает человеческийорганизм, который находит двигателя своего бытия лишь в духе, вспособности мышления.

— Я все еще, — воскликнул князь с величайшей досадой, — все еще непонимаю вас, невразумительный вы человек!

— Я полагаю, — сказал доктор, — я полагаю, светлейший князь, чтофизическое относится только к чисто вегетативной жизни, лишеннойспособности мышления, как это имеет место у растений, психическое жеотносится к способности мышления. Но ежели последнее в человеческоморганизме главенствует, то медику надлежит всегда начинать со способностимышления, с области духа, и взирать на тело только как на вассала духа,который должен повиноваться, коль скоро этого пожелает его повелитель.

— Ого! — воскликнул князь. — Ого! Лейб-медик, оставьте вы это! Лечитевы мое тело и отложите попечение о моем духе, который еще никогда недоставлял мне беспокойства. Вообще, лейб-медик, вы препотешный человек, иесли бы я не стоял сейчас возле тела своего министра и не был такрастроган, я б знал, как мне поступить. Ну, камергеры, прольем еще слезунад ложем усопшего и отправимся обедать.

Князь приложил платок к глазам и всхлипнул, камергеры поступили точнотак же; потом все вышли.

Возле дверей стояла старая Лиза, навесившая на руку несколько вязокпрекраснейшего золотистого луку, лучше какого не сыскать. Ненароком взглядкнязя упал на эти овощи. Он остановился, скорбь исчезла с его лица: онласково и милостиво улыбнулся и промолвил:

— Во всю жизнь не доводилось мне видеть столь прекрасных луковиц,должно быть, они превосходны на вкус! Вы их продаете, любезная?

— Как же, — ответила Лиза, низко приседая, — как же, милостивейшая вашасветлость, продажей лука я снискиваю себе, как только могу, скудноепропитание. Они сладки, как чистый мед. Не угодно ли отведать,милостивейший господин?

Тут она протянула князю вязку самых ядреных, самых блестящих луковиц.Тот взял, улыбнулся, причмокнул и воскликнул:

— Камергеры, пусть один из вас подаст мне ножик! — Получив нож, князьбережно и изящно очистил луковицу и отведал.

— Какой вкус! Какая сладость! Какая прелесть! Какой огонь! — воскликнулон, и глаза его заблестели от восхищения. — Мне словно чудится, будто явижу перед собой покойного Циннобера, который кивает мне и шепчет:«Покупайте, ешьте эти луковицы, мой князь, этого требует благогосударства».

Князь сунул старой Лизе несколько золотых, и камергеры принуждены былирассовать по карманам остальные вязки. Более того! Он определил, чтобвпредь, кроме старой Лизы, никто другой не поставлял лук для княжеских