Крошка Цахес, по прозванию Циннобер - Страница 30

Бальтазар огляделся и увидел, что кругом, по всем стенам развешанонесчетное множество фраков, сюртуков, курток всевозможнейшего покроя ивсевозможных цветов.

— Как? — вскричал он. — Фабиан, ты собрался торговать ветошью?

— Не насмехайся, — отвечал Фабиан, — не насмехайся, дорогой друг. Всеэти платья я заказывал у знаменитейших портных, надеясь когда-нибудьизбавиться от этого злосчастного проклятия, тяготеющего над моей одеждой,но тщетно. Стоит мне надеть самый лучший сюртук, который сидит на мнепревосходно, и поносить его несколько минут, как рукава собираются кплечам, а фалды волочатся за мной на шесть локтей. В отчаянии я велелсшить себе вот этот спенсер с нескончаемо длинными, как у Пьеро, рукавами.

«А ну, соберитесь-ка, рукава, — думал я про себя, — растянитесь, полы,и все придет в надлежащий вид».

Но в несколько минут с ним случилось то же самое, что и с остальнымплатьем! Все уменье и все усилия самых искусных портных не могут поборотьэтих проклятых чар! Что всюду, где я ни появлялся, надо мной потешались,глумились, это разумеется само собой, но скоро мое безвинное упорство, скаким я продолжал появляться в таком дьявольском платье, подало повод киным суждениям. Самым меньшим злом еще было то, что женщины укоряли меня вбезграничной пошлости и тщеславии, ибо я, наперекор всем обычаям, обнажаюруки, видимо считая их весьма красивыми. Теологи скоро ославили меняеретиком и только спорили еще, причислить ли меня к секте рукавианцев илифалдистов, но сошлись на том, что обе секты до чрезвычайности опасны, ибообе допускают абсолютную свободу воли и дерзают думать что угодно.Дипломаты видели во мне презренного смутьяна. Они утверждали, что своимидлинными фалдами я вознамерился посеять недовольство в народе и возбудитьего против правительства и что я вообще принадлежу к тайному сообществу,отличительный знак которого — короткие рукава. Что уже с давних пор тоздесь, то там замечены были следы короткорукавников, коих так же надлежитопасаться, как иезуитов, даже больше, ибо они тщатся всюду насаждатьвредную для всякого государства поэзию и сомневаются в непогрешимостикнязя. Словом, дело становилось все серьезней и серьезней, пока наконецменя не потребовал к себе ректор. Я предвидел, что будет беда, если янадену сюртук, и поэтому явился в одном жилете. Это разгневало ректора, онрешил, что я хочу над ним посмеяться, и накричал на меня, приказав, чтоб ячерез неделю явился к нему в благоразумном, пристойном сюртуке; впротивном же случае он без всякого снисхождения распорядится меняисключить. Сегодня настал срок. О я несчастный! О, проклятый ПросперАльпанус!

— Постой, — вскричал Бальтазар, — постой, любезный друг Фабиан, непоноси моего доброго, милого дядюшку, который подарил мне имение. Он итебе не желает зла, хотя, признаюсь, он чересчур жестоко наказал тебя засамонадеянное умствование. Но я принес тебе избавление. Он прислал тебевот эту табакерку, которая положит конец всем твоим мучениям.

Тут Бальтазар вытащил из кармана маленькую черепаховую табакерку,полученную от Проспера Альпануса, и вручил ее безутешному Фабиану.

— Чем, — спросил он, — чем пособит мне эта глупая безделка? Какоедействие может оказать маленькая черепаховая табакерка на покрой моегоплатья?

— Того я не знаю, — ответил Бальтазар, — однако ж мой дядюшка не станетменя обманывать, у меня к нему совершеннейшее доверие; а потому открой-катабакерку, любезный Фабиан, давай поглядим, что в ней.

Фабиан так и сделал. Из табакерки выполз превосходно сшитый черный фрактончайшего сукна. Оба, Фабиан и Бальтазар, не могли удержаться от крикавеличайшего изумления.

— Ага, я понимаю тебя, — воскликнул в восторге Бальтазар, — я понимаютебя, мой Проспер, мой дорогой дядя! Этот фрак будет впору, он снимет всечары!

Фабиан без дальнейших околичностей надел его, и, как Бальтазарпредполагал, так и случилось. Прекрасный фрак сидел на нем великолепно,как никогда, а о том, чтобы рукава полезли вверх и фалды удлинились, небыло и помину.

Вне себя от радости, Фабиан порешил тотчас же отправиться в этом новом,так хорошо сидящем фраке к ректору и уладить все дело.

Бальтазар со всеми подробностями рассказал своему другу, как обстоитдело с Проспером Альпанусом и как тот дал ему средство положить конецмерзким бесчинствам уродливого карлика. Фабиан, совершенно переменившись,ибо его окончательно покинул дух сомнения, превозносил высокоеблагородство Проспера и предложил свою помощь при расколдовыванииЦиннобера. В эту минуту Бальтазар увидел в окно своего друга, референдарияПульхера, который в полном унынии сворачивал за угол.

По просьбе Бальтазара Фабиан высунулся из окна, помахал рукой и крикнулреферендарию, чтобы он сейчас же поднялся к нему.

Едва Пульхер вошел, как тотчас же воскликнул:

— Что за чудесный фрак на тебе, любезный Фабиан!

Но тот сказал, что Бальтазар ему все объяснит, и помчался к ректору.

Когда Бальтазар обстоятельно поведал референдарию обо всем, чтопроизошло, тот сказал:

— Как раз пришло время умертвить это гнусное чудовище! Знай, — сегодняон торжественно справляет свою помолвку с Кандидой и тщеславный Мош Терпинустраивает празднество, на которое пригласил самого князя. Во время этогопразднества мы и вторгнемся в дом профессора и нападем на малыша. Свечей взале будет довольно, чтоб тотчас же сжечь ненавистные волоски.

Друзья успели переговорить и условиться о многих вещах, когда воротился