Проспер Альпанус умолк. Бальтазар, широко раскрыв глаза, с удивлениемсмотрел на него; он совсем не знал, что ему сказать, когда стихотворение,которое он считал самым фантастическим из всего, что было им написано,Проспер объявил опытом в историческом роде.
— Тебя, — продолжал Проспер Альпанус, и лицо его озарилось приветливойулыбкой, — тебя мои речи, должно быть, приводят в изумление, и тебе,верно, многое во мне кажется странным. Но рассуди сам: по мнению всехздравомыслящих людей, я — лицо, которому дозволено выступать лишь всказках, а ты знаешь, возлюбленный Бальтазар, подобные лица могутсовершать диковинные поступки и молоть всякий вздор, сколько имвздумается, особенно же если за этим скрывается нечто такое, чего нельзяотвергнуть. Однако ж продолжим беседу. Ежели фея Розабельверде такревностно заботится об уродливом Циннобере, то ты, Бальтазар, всецело подмоей защитой. Так послушай, что я надумал для тебя сделать. Вчера меняпосетил маг Лотос, он передал мне несчетное множество поклонов и столькоже упреков от принцессы Бальзамины, которая пробудилась от сна и всладостных звуках Чарта-Бхады, той прекрасной поэмы, что была нашей первойлюбовью, простирает ко мне томящиеся руки. Также и мой старый друг,министр Юхи, приветливо кивает мне с Полярной звезды. Я должен уехать вдалекую Индию. В моем имении, которое я покидаю, я не желал бы видетьдругого владельца, кроме тебя. Завтра я отправляюсь в Керепес и составлюпо всей форме дарственную запись, где я буду означен твоим дядей. Кактолько чары Циннобера будут разрушены, ты представишься профессору МошуТерпину владельцем прекрасного имения, изрядного состояния и попросишьруки прелестной Кандиды, на что он с превеликой радостью согласится. Малотого! Ежели ты поселишься с Кандидой в моем сельском доме, то счастьевашего супружества обеспечено. За прекрасными деревьями сада произрастаетвсе, что необходимо для домашнего обихода. Помимо чудеснейших плодов — ещеи отменная капуста, да и всякие добротные вкусные овощи, каких по всейокруге не найти. У твоей жены всегда будет первый салат, первая спаржа.Кухня так устроена, что горшки никогда не перекипают и ни одно блюдо неподгорает, даже если ты на целый час опоздаешь к столу. Ковры, чехлы настульях и диване такого свойства, что даже при самой большой неловкостислугам не удастся посадить на них пятно, точно так же там не бьется нифарфор, ни стекло, какие бы великие усилия ни прилагала к тому прислуга,даже если начнет бросать посуду на каменный пол. Наконец, всякий раз когдажена устроит стирку, то на большом лугу позади дома будет стоятьпрекрасная ясная погода, хотя бы повсюду шел дождь, гремел гром и сверкаламолния. Словом, мой Бальтазар, все устроено так, чтобы ты мог спокойно инерушимо наслаждаться семейным счастьем подле прекрасной своей Кандиды!
Однако мне пора домой, дабы вместе с моим другом Лотосом занятьсясборами к скорому отъезду. Прощай, мой Бальтазар!
Тут Проспер свистнул раз, другой, и тотчас, жужжа прилетела стрекоза.Он взнуздал ее и вскочил в седло. Но уже отлетев, внезапно остановился ивернулся к Бальтазару.
— Я было, — сказал он, — чуть не запамятовал о твоем друге Фабиане.Поддавшись шаловливой веселости, я чересчур жестоко покарал его за ложноеумствование. В этой табакерке заключено то, что его утешит.
Проспер подал Бальтазару маленькую блестящую, полированную черепаховуютабакерку, которую тот спрятал вместе с лорнеткой, ранее врученной емуПроспером для уничтожения чар Циннобера.
Проспер Альпанус прошуршал сквозь кустарник в то время как лесныеголоса звенели все сладостней и громче.
Бальтазар воротился в Хох-Якобсхейм; все блаженство, весь восторгсладчайшей надежды наполняли его сердце.
Как Фабиана по причине длинных фалд почли еретиком и смутьяном. —Как князь Барсануф укрылся за каминным экраном и отрешил от должностигенерал-директора естественных дел. — Бегство Циннобера из дома Моша Терпина. —Как Мош Терпин собрался выехать на мотыльке и сделаться императором, но потомпошел спать.
Рано поутру, когда дороги и улицы были еще безлюдны, Бальтазарпрокрался в Керепес и прямехонько побежал к своему другу Фабиану. Когда онпостучал в дверь, слабый, больной голос отозвался: «Войдите!»
Бледный, изможденный, с безнадежной скорбью в лице, лежал на постелиФабиан.
— Ради бога, — вскричал Бальтазар, — ради бога, скажи, друг, что стобой приключилось?
— Ах, друг, — прерывающимся голосом заговорил Фабиан и с трудомприподнялся в постели, — я пропал, я совсем пропал! Проклятое колдовскоенаваждение, которое — я знаю — наслал на меня мстительный ПросперАльпанус, довело меня до погибели!
— Статочное ли дело? — спросил Бальтазар. — Чародейство! Колдовскоенаваждение! Да ты ведь прежде ни во что такое не верил!
— Ах, — продолжал Фабиан слезливым голосом, — ах, Я теперь верю во все:в колдунов и ведьм, в гномов и водяных, в крысиного короля и альрауновкорень — во все, во что хочешь! Кому так непоздоровится, как мне, тот совсем согласен! Помнишь адский переполох из-за моего сюртука по возвращенииот Проспера Альпануса! Да! Когда б только дело тем и кончилось!Погляди-ка, дорогой Бальтазар, что тут у меня в комнате!