— В самом деле, — перебил Бальтазар своего друга. — Неужто так говорят?Ну, а что еще рассказывают о господине докторе Проспере Альпанусе?
— Ах, — отвечал Фабиан, — не требуй, чтобы я подробно пересказывал тебевсе эти дурацкие побасенки и бредни. Ты ведь знаешь, что и посейчас ещеесть сумасброды, которые, наперекор здравому смыслу, верят во все такназываемые чудеса вздорных нянюшкиных сказок.
— Признаюсь, — сказал Бальтазар, — что я сам принужден пристать к этимсумасбродам, лишенным здравого смысла. Посеребренное дерево — это вовсе несверкающий прозрачный хрусталь, а органчик звучит не как стекляннаягармоника, серебристый фазан — не жокей, а зонтик — не золотой жук. Илидиковинный человек, которого я повстречал, не доктор Проспер Альпанус, оком ты говоришь, или доктор и впрямь посвящен в сокровеннейшие тайны.
— Дабы совсем, — сказал Фабиан, — дабы совсем исцелить тебя от странныхтвоих грез, нет ничего лучше, как прямехонько свести тебя к докторуАльпанусу. Тогда ты воочию убедишься, что доктор Проспер Альпанус —обыкновеннейший лекарь и уж никоим образом не выезжает на прогулку наединорогах, с серебристыми фазанами и золотыми жуками.
— Ты высказал, — воскликнул Бальтазар, у которого засверкали глаза отрадости, — ты высказал, мой друг, сокровеннейшее желание моей души. Давайнемедля двинемся в путь.
Вскоре они уже стояли перед запертыми решетчатыми воротами парка,посреди которого расположился дом доктора Альпануса.
— Как же нам войти? — спросил Фабиан.
— Я полагаю, надо постучать, — ответил Бальтазар и взялся заметаллическую колотушку, висевшую у самого замка.
Едва только он поднял колотушку, как под землей послышался какой-торокот, похожий на дальний гром, который замер в бездонной глубине.Решетчатые ворота неторопливо повернулись на петлях, друзья вошли инаправились по длинной широкой аллее, в конце которой они завиделисельский домик.
— Что ж, — спросил Фабиан, — замечаешь ли ты здесь что-нибудьнеобыкновенное, волшебное?
— Думается мне, — возразил Бальтазар, — что способ, каким отворилисьворота, не так уж обычен, и потом, не знаю отчего, но здесь мне всекажется таким волшебным, таким магическим. Разве где-нибудь в окрестностяхможно встретить столь дивные деревья, как в этом парке? И даже мнится, чтоиные деревья, иные кусты перенесены сюда из дальних, неведомых стран, — уних сверкающие стволы и смарагдовые листья.
Фабиан завидел двух необычайной величины лягушек, которые уже от самыхворот скакали следом за путниками по обеим сторонам аллеи.
— Нечего сказать, прекрасный парк, — вскричал Фабиан, — где водятсятакие гады! — и нагнулся, чтобы поднять камешек, намереваясь метнуть им вэтих веселых лягушек. Обе отпрыгнули в кусты и уставились на негоблестящими человечьими глазами. — Погодите же, погодите! — закричалФабиан, нацелился в одну из них и пустил камень.
— Невежа! С чего это он швыряет камнями в честных людей, которые в потелица своего трудятся в саду ради хлеба насущного, — заквакала прегадкаямаленькая старушонка, сидевшая у дороги.
— Идем, идем! — в ужасе забормотал Бальтазар, отлично видевший, каклягушка превратилась в старуху. Глянув в кусты, он убедился, что и другаялягушка стала маленьким старикашкой, который теперь усердно полол траву.
Перед домом расстилалась прекрасная большая лужайка, на которой паслисьоба единорога; в воздухе лились дивные аккорды.
— Видишь ли ты? Слышишь ли ты? — спросил Бальтазар.
— Я ничего не вижу, — отвечал Фабиан, — кроме двух маленьких пони,которые щиплют траву, а в воздухе, надо полагать, слышатся звукиразвешанных где-нибудь эоловых арф.
Простая благородная архитектура одноэтажного сельского домика,соразмерного в своих пропорциях, восхитила Бальтазара. Он потянул зашнурок звонка; дверь тотчас растворилась, и друзей в качестве привратникавстретила высокая, похожая на страуса золотисто-желтая птица.