Крошка Цахес, по прозванию Циннобер - Страница 12

никогда не вздыхала, разве только непогода помешает задуманной прогулкеили, невзирая на все предосторожности, на новую шаль сядет пятно. Но,когда был для того подлинный повод, в ней проглядывало и глубокое,искреннее чувство, никогда не переходившее в пошлую чувствительность, инам с тобой, любезный читатель, людям отнюдь не восторженным, эта девушкакак раз пришлась бы по сердцу. Но с Бальтазаром дело легко моглообернуться иначе. Однако мы вскорости увидим, насколько правильны былипредсказания прозаического Фабиана.

То, что Бальтазар от непрестанного волнения, от несказанногосладостного трепета не мог всю ночь сомкнуть глаз, было вполнеестественно. Весь поглощенный образом возлюбленной, он сел к столу исочинил изрядное число приятных, благозвучных стихов, описав собственноесвое состояние в мистическом рассказе о любви соловья к алой розе. Онрешил взять с собой эти стихи на литературное чаепитие у Моша Терпина и,как только представится случай, атаковать ими беззащитное сердце Кандиды.

Фабиан чуть усмехнулся, когда к назначенному часу по уговору зашел засвоим другом и застал его таким разряженным, каким еще не доводилосьвидеть. На нем был зубчатый воротник из тончайших брюссельских кружев,короткий камзол рубчатого бархата с прорезанными рукавами. Притом он былво французских сапожках с высокими острыми каблуками и серебрянойбахромой, в английской шляпе тончайшего кастора и в датских перчатках.Итак, он был одет совсем по-немецки, и наряд этот чрезвычайно шел к нему,тем более что он прекрасно завил волосы и расчесал маленькие усики.

Сердце Бальтазара затрепетало от восторга, когда в доме Моша Терпинанавстречу ему вышла Кандида в полном одеянии древнегерманской девы;приветливость и веселость были в ее взоре, словах, во всем ее существе,как, впрочем, и всегда. «Прелестная дева!» — испустил томный вздохБальтазар, когда Кандида, сама сладчайшая Кандида, преподнесла ему чашкудымящегося чая. Но Кандида взглянула на него лучистыми глазами и молвила:

— Вот ром и мараскин, сухари и пумперникель, сделайте одолжение,любезный господин Бальтазар, берите, что вам угодно.

Но, вместо того чтобы взглянуть на ром и мараскин, сухари ипумперникель, а то и приняться за них, восторженный Бальтазар не моготвести взора, полного искренней любви и мучительного томления, отпрелестной девы и тщился найти слова, которые должны были выразить все,что в это мгновение чувствовал он в глубине души. Но тут сзади его облапилпрофессор эстетики — дюжий, здоровенный мужчина — и, повернув его лицом ксебе, так что Бальтазар расплескал больше чая, чем позволяло приличие,взревел громоподобным голосом:

— Дражайший Лукас Кранах! Не хлещите презренную воду, вы вконец сгубитеваш германский желудок, — наш доблестный Мош выставил в той зале батареюпрекрасных бутылок с благородным рейнвейном; сейчас мы с ними сразимся! —И он потащил за собой несчастного юношу.

Но из соседней комнаты навстречу им, ведя за руку маленького, весьмадиковинного человечка, вышел профессор Мош Терпин и громко возвестил:

— Милостивейшие государыни и милостивейшие государи, позвольтепредставить вам одаренного редчайшими способностями юношу, которому несоставит труда снискать вашу приязнь и расположение. Этот молодой человек,господин Циннобер, только вчера прибыл в наш университет, где предполагаетизучать право!

Фабиан и Бальтазар с первого взгляда узнали диковинного карапуза,который наехал на них неподалеку от городских ворот и свалился с лошади.

— Неужто мне, — шепнул Фабиан Бальтазару, — неужто мне придется теперьвызвать этого альрауна драться на духовых дудках или на сапожных шилах? Яведь не могу употребить другое оружие против столь ужасного противника.

— Стыдись, — отвечал Бальтазар, — стыдись, ты глумишься над несчастнымкалекой, который, как ты слышал, одарен редчайшими способностями, так чтотелесные преимущества, в коих ему отказала природа, вознагражденыумственными достоинствами. — Тут он обратился к малышу и сказал:

— Надеюсь, любезнейший господин Циннобер, вчерашнее ваше падение слошади не возымело дурных последствий?

Циннобер оперся на маленькую тросточку, которую держал за спиной вруке, привстал на цыпочки, так что пришелся Бальтазару почти по пояс,запрокинул голову, уставившись на него дико сверкающими глазами, истранным, сиплым басом ответил:

— Не знаю, что вам угодно, сударь, о чем вы говорите? Упал с лошади? Яупал с лошади? Вам, верно, неизвестно, что во всем свете не сыскатьлучшего наездника, чем я, что я никогда не падал с лошади, что я служилволонтером в кирасирах, проделал с ними поход и обучал в манеже верховойезде офицеров и солдат. Гм! Гм! «Упал с лошади»! Я упал с лошади? — Тут онхотел круто повернуться, но тросточка, на которую он опирался,выскользнула у него из рук, и малыш закувыркался у ног Бальтазара.Бальтазар стал шарить внизу рукой, чтобы помочь малышу подняться, ноненароком прикоснулся к его голове. Тут малыш испустил пронзительный крик,отозвавшийся во всей зале, так что гости в испуге повскакали с мест.Бальтазара окружили и наперебой стали расспрашивать, чего это он, радисамого неба, закричал столь ужасно.

— Не прогневайтесь, любезнейший господин Бальтазар, — обратился к немупрофессор Мош Терпин. — Все же это довольно странная шутка. Вы, верно,хотели, чтобы мы подумали, что здесь кто-то наступил на хвост кошке.