Крошка Цахес, по прозванию Циннобер - Страница 1

К оглавлению

1

Глава первая

Маленький оборотень. — Великая опасность, грозившая пасторскомуносу. — Как князь Пафнутий насаждал в своей стране просвещение, а феяРозабельверде попала в приют для благородных девиц.

Недалеко от приветливой деревушки, у самой дороги, на раскаленнойсолнечным зноем земле лежала бедная, оборванная крестьянка. Мучимаяголодом, томимая жаждой, совсем изнемогшая, несчастная упала под тяжестьюкорзины, набитой доверху хворостом, который она с трудом насобирала влесу, и так как она едва могла перевести дух, то и вздумалось ей, чтопришла смерть и настал конец ее неутешному горю. Все же вскоре онасобралась с силами, распустила веревки, которыми была привязана к ее спинекорзина, и медленно перетащилась на случившуюся вблизи лужайку. Тутпринялась она громко сетовать.

— Неужто, — жаловалась она, — неужто только я да бедняга муж мой должнысносить все беды и напасти? Разве не одни мы во всей деревне живем внепрестанной нищете, хотя и трудимся до седьмого пота, а добываемедва-едва, чтоб утолить голод? Года три назад, когда муж, перекапывая сад,нашел в земле золотые монеты, мы и впрямь возомнили, что наконец-тосчастье завернуло к нам и пойдут беспечальные дни. А что вышло? Деньгиукрали воры, дом и овин сгорели дотла, хлеба в поле градом побило, и —дабы мера нашего горя была исполнена — бог наказал нас этим маленькимоборотнем, что родила я на стыд и посмешище всей деревне. Ко дню святогоЛаврентия малому минуло два с половиной года, а он все еще не владеетсвоими паучьими ножонками и, вместо того чтоб говорить, только мурлыкает имяучит, словно кошка. А жрет окаянный уродец словно восьмилетний здоровяк,да только все это ему впрок нейдет. Боже, смилостивись ты над ним и наднами! Неужто принуждены мы кормить и растить мальчонку себе на муку инужду еще горшую; день ото дня малыш будет есть и пить все больше, аработать вовек не станет. Нет, нет, снести этого не в силах ни одинчеловек! Ах, когда б мне только умереть! — И тут несчастная приняласьплакать и стенать до тех пор, пока горе не одолело ее совсем и она,обессилев, заснула.

Бедная женщина по справедливости могла плакаться на мерзкого уродца,которого родила два с половиной года назад. То, что с первого взглядаможно было вполне принять за диковинный обрубок корявого дерева, на самомделе был уродливый, не выше двух пядей ростом, ребенок, лежавший попереккорзины, — теперь он выполз из нее и с ворчанием копошился в траве. Головаглубоко ушла в плечи, на месте спины торчал нарост, похожий на тыкву, асразу от груди шли ножки, тонкие, как прутья орешника, так что весь оннапоминал раздвоенную редьку. Незоркий глаз не различил бы лица, но,вглядевшись попристальнее, можно было приметить длинный острый нос,выдававшийся из-под черных спутанных волос, да маленькие черные искрящиесяглазенки, — что вместе с морщинистыми, совсем старческими чертами лица,казалось, обличало маленького альрауна.

И вот когда, как сказано, измученная горем женщина погрузилась вглубокий сон, а сынок ее привалился к ней, случилось, что фрейлейн фонРозеншен — канонисса близлежащего приюта для благородных девиц —возвращалась той дорогой с прогулки. Она остановилась, и представившеесяей бедственное зрелище весьма ее тронуло, ибо она от природы была добра исострадательна.

— Праведное небо, — воскликнула она, — сколько нужды и горя на этомсвете! Бедная, несчастная женщина! Я знаю, она чуть жива, ибо работаетсвыше сил; голод и забота подкосили ее. Теперь только почувствовала я своюнищету и бессилие! Ах, когда б могла я помочь так, как хотела! Однако все,что у меня осталось, те немногие дары, которые враждебный рок не смог нипохитить, ни разрушить, все, что еще подвластно мне, я хочу твердо и неложно употребить на то, чтоб отвратить беду. Деньги, будь они у меня,тебе, бедняжка, не помогли бы, а быть может, еще ухудшили бы твою участь.Тебе и твоему мужу, вам обоим, богатство не суждено, а кому оно несуждено, у того золото уплывает из кармана он и сам не знает как. Онопричиняет ему только новые горести, и, чем больше перепадает ему, тембеднее он становится. Но я знаю — больше, чем всякая нужда, больше, чемвсяческая бедность, гложет твое сердце, что ты родила это крошечноечудовище, которое, словно тяжкое зловещее ярмо, принуждена нести всюжизнь. Высоким, красивым, сильным, разумным этот мальчик никогда нестанет, по, быть может, ему удастся помочь иным образом.

Тут фрейлейн опустилась на траву и взяла малыша на колени. Злой уродецбарахтался и упирался, ворчал и норовил укусить фрейлейн за палец, но онасказала:

— Успокойся, успокойся, майский жучок! — и стала тихо и нежно гладитьего по голове, проводя ладонью ото лба к затылку. И мало-помалувсклокоченные волосы малыша разгладились, разделились пробором, плотнымипрядями легли вокруг лба, мягкими локонами упали на торчащие торчком плечии тыквообразную спину. Малыш становился все спокойнее и наконец крепкоуснул. Тогда фрейлейн Розеншен осторожно положила его на траву рядом сматерью, опрыскала ее душистым спиртом из нюхательного флакона и поспешноудалилась.

Пробудившись вскоре, женщина почувствовала, что чудесным образомокрепла и посвежела. Ей казалось, будто она плотно пообедала и пропустиладобрый глоток вина.

— Эге, — воскликнула она, — сколько отрады и бодрости принес мнекороткий сон. Однако солнце на закате — пора домой! — Тут она собралась

1